А. А.: Да, конечно, хотя это – пограничные явления. И грань между ними бывает очень тонкой. Вот только подходят они к ней – с противоположных сторон: стихопроза – это проза с усиленной ритмической организацией и, обычно, повышенной образностью; а свободный стих – это, безусловно, стихи. Тут важную роль играет установка автора: что именно он пишет. И, вслед за ним, у читателя – что именно тот читает. По-моему, у Лотмана в “Анализе поэтического текста” есть это тонкое наблюдение: один и тот же текст по-разному читается в зависимости от того, полагаем ли мы его стихами или прозой. Ну, и пишется по-разному. Так вот. Стихопроза – это проза, а свободный стих – это стихотворение с соответствующей структурой. Казалось бы, технический вопрос, но за ним стоят разные типы мышления. Вообще, поэзия и проза имеют разное происхождение.

А. Г.: Почему тогда в русской поэзии был долгий провал, непопулярность свободного стиха, и почему больше писали рифмованным, ритмическим стихом? Почему это произошло в русской поэзии? В советское время, в сталинскую эпоху, было даже политически опасно писать верлибром. Вот почему произошел, так сказать, такой длительный период выпадения? И только сейчас некоторые возвращают верлибр или возвращаются к нему, причем, насколько я знаю, за несколькими исключениями, – часто неудачно. Люди или не умеют, или мощной школы нет?

Таким образом, граница между свободным стихом и крайними формами межкласса полистопных стихов теоретически неоспоримо существует, но в творческой практике соблюдать ее очень трудно. Да в этом и нет никакой необходимости.

А. Г.: Ты проводишь грань между верлибром и стихопрозой?

А. Г.: А что, считалось – западная отрава?