А вот Заболоцкий - легко и непринуждённо.
Больше того – я думаю, тебе будет занятно услышать это от меня, всю жизнь такую
стихотворную технику продвигающего, – я не только не рассчитываю на “массовый
переход” нашей поэзии на верлибр в грядущем, но и счел бы такое ее развитие
катастрофой.
Отсутствие авторского права на рифму открывает путь к девальвации персональных
художественных открытий в этой области, к превращению «смысловых прямых»,
связанных с нею, в банальность. Таким образом, хочет или не хочет того
конвенциональный поэт, последующие поколения поэтов обворуют его и оглупят. В
этом смысле и надо понимать высказывание Н. Асеева: чем больше наследников, тем
меньше наследство.
Сам я, кстати, не замечаю и не выделяю верлибров: мне это совершенно все равно.
И это не вчера началось. Помню, в детстве мне очень нравилось стихотворение
Евгения Винокурова (кстати, чуть ли не единственного из советских поэтов,
создавшего свою полноценную версию свободного стиха) “Марс”:
Верлибр должен занимать свою нишу. Его гипертрофия во французской, американской
и некоторых других поэзиях, хотя и по несколько разным причинам, отчасти связана
со свойствами языка, от которых регулярный стих вдвойне зависим. Представь, что
все русские стихи были бы написаны только мужскими рифмами – а ведь именно так
обстоит дело с французскими, где ударение всегда на последний слог. А теперь
вообрази, что все они написаны исключительно женской рифмой, как польские – там
ударение на предпоследнем слоге. Дальше. Жесткий порядок слов в английском
заметно ограничивает естественность и гибкость поэтической речи, а их обычная
краткость затрудняет использование более длинных, чем двустопные, размеров. Ну и
т.д.