Начиная говорить о любовной лирике, всегда сталкиваешься с проблемой
неприятия прописных истин. Будь вы хоть Пушкин - никто не станет слушать.
Заранее подведем итог - игры в поэзию для большинства людей важнее, чем поэзия.
Думаю, этого достаточно, чтобы признать необходимость тонкого подхода к самому
изложению вышеназванных прописных истин, и к их маскировке под революционные
новшества. И все это – для людей, ровно настолько влюбленных в себя, чтобы не
читать данного эссе. Тяжела доля эссеиста.
А. Вознесенский, «Стриптиз»
Но минусы и опасности весомы:
а) галоп по словам, с которого начинается чтение, не позволит довольно долгое
время просечь нюансы фонетической звукописи. В обычном стихотворении - строчками
- глазу легко быстро вернуться назад и перечесть ритмический узелок. В
прозоформе есть шанс, что глаз назад не вернётся - просто потому что не найдёт
опорных точек. Возможное решение проблемы - передача строф в абзацы. Ну и,
естественно, первую строфу надо просто до блеска вылизать по ритму.
Но вот стихотворение написано. Рифма сыграла свою роль. И тогда в акте
читательского восприятия рифма начинает проявлять новые 4 свойства. Каковы же
они?
Но, как мы видим, "освобождение" стиха не ограничивается ликвидацией рифмы,
стихотворных размеров, а заодно и запятых. Подчас оно ведет к полной бесформице,
и самые тонкие ревнители формы оказываются ее убийцами.
В поэзии происходит то, о чем говорит Тютчев в стихах о лютеранской церкви,
упростившей до бедности свой обряд и обстановку:
.jpg)
