Но, как мы видим, "освобождение" стиха не ограничивается ликвидацией рифмы, стихотворных размеров, а заодно и запятых. Подчас оно ведет к полной бесформице, и самые тонкие ревнители формы оказываются ее убийцами.
В поэзии происходит то, о чем говорит Тютчев в стихах о лютеранской церкви, упростившей до бедности свой обряд и обстановку:

Ещё хуже, когда стихотворение о любви превращается в письмо другу или подруге. У меня, как у человека культурного, сразу возникает ощущение брезгливости. Зачем мне это читать? Разве интересно копаться в чужих чувствах?
Конечно, интересно, скажет кто-то, так как каждое чувство оригинально. Но какая же, простите, оригинальность, может заключаться в личном любовном послании? Ее там не может быть по определению, так как это не литература, это чувствоописание, и мы все отлично знаем, что, когда не влюблен, присутствие в одном помещении с парой воркующих "идиотов" - самая отвратительная ситуация в мире.

А. А.: Я тоже люблю это стихотворение, но его остальные стихи – гениальны, а это – просто хорошее. Хотя там есть потрясающие места... Не в этом дело! Для него это был случай, поэтики – не создано. Первый, кто создал – и гениальную – Хлебников. А если брать советские времена... У нас писали верлибром довольно многие: Самойлов, Солоухин, Левитанский, Вознесенский (официально признанным традиционным поэтам иногда позволяли побаловаться верлибром), но все это тоже спорадически. Вот Винокуров, я уже упомянул, свою поэтику в этой технике создал. Но это им дозволялось, так сказать, “между ямбов”.

А. Г.: С твоей точки зрения, это один и тот же процесс, писать верлибром и писать организованное, рифмованное, ритмическое стихотворение? Меня интересует вопрос психофизиологии творчества.

Первое и главное - работа оформления на глубинном уровне восприятия. Человек открывает глаза и видит текст. Если он видит прямоугольную и вытянутую вертикально форму, он тут же просекает: ага, это стихи, - и речевой центр его изготавливается на ритм. Точнее сказать, человек-то сам - ничего не просекает на самом деле, за него это делает подсознание. Правое полушарие ожидает работы, левое расслабляется. Даже если это будут белые стихи или верлибр - всё равно в первую очередь будет определяться ритм. И даже если его в тексте принципиально не будет - всё равно упрямое подсознание будет елозить глазами туда-сюда, оценивая цезуры и паузы. Только вслед за этим процессом пойдёт осознавание смысла и восприятие стихотворения в цельности.
Иной вариант - текст оказывается сильно вытянут по горизонтали, заполняя собой всё отведённое пространство по ширине. "Проза", - определяет подкорковый секретарь и машет флажком левому полушарию - мол, тут надо вникать в смысл, валяй, вкалывай. Речевой центр тут не нужен, слова определяются не звучанием, но смыслом - и воспринимаются целиком как единые знаки.