Первое и главное - работа оформления на глубинном уровне восприятия. Человек открывает глаза и видит текст. Если он видит прямоугольную и вытянутую вертикально форму, он тут же просекает: ага, это стихи, - и речевой центр его изготавливается на ритм. Точнее сказать, человек-то сам - ничего не просекает на самом деле, за него это делает подсознание. Правое полушарие ожидает работы, левое расслабляется. Даже если это будут белые стихи или верлибр - всё равно в первую очередь будет определяться ритм. И даже если его в тексте принципиально не будет - всё равно упрямое подсознание будет елозить глазами туда-сюда, оценивая цезуры и паузы. Только вслед за этим процессом пойдёт осознавание смысла и восприятие стихотворения в цельности.
Иной вариант - текст оказывается сильно вытянут по горизонтали, заполняя собой всё отведённое пространство по ширине. "Проза", - определяет подкорковый секретарь и машет флажком левому полушарию - мол, тут надо вникать в смысл, валяй, вкалывай. Речевой центр тут не нужен, слова определяются не звучанием, но смыслом - и воспринимаются целиком как единые знаки.

А вот из тех, кто постарше, есть хорошие поэты. Причем пишущие в разных “верлибрических” форматах. Очень интересные “длинные”, как бы “повествовательные”, свободные стихи пишет Виктор Полещук (он прежде жил в Таджикистане, а когда оттуда всех русских повыгоняли, перебрался в Краснодарский край). Отчасти в той же форме, но совсем в ином роде работает на Украине Дмитрий Пастернак .

Казалось бы, проблему естественности интонации можно решить, если писать стихотворения, строки которых содержат разное количество стоп. Но это так кажется: в разностопных стихах тоже содержится ряд литературных ассоциаций. Ведь разностопные размеры уже несколько веков закреплены за определенным жанром — басней, и это необычайно снижает область их применения.

Я не читаю чужих писем. Но в данной ситуации, когда мне тыкают ими в нос - я хочу спросить автора - на что вы тратите три минуты моей жизни? На свои чувства? Я не согласен. Верните их назад.

Кто Вам сказал, мой дорогой автор, что любовь не имеет отношения к политике, философии и религии, экономике и математике? Почему Вы решили, что можете освободить для себя место в поэтическом пространстве, и кроме своего кумира ничего не замечать? Мы же не на съезде фетишистов. Мы живем в этом мире. Ну не верю я, что он просто так Вас бросил, а Вы сидели голая на столе и плакали. Не верю! Скорее всего, у него была жена, дети, проблемы на работе, вы этого ничего знать не хотите, а он устал от вашего сюсюканья. Ну дайте же себе волю признаться, что не смогли понять его, утешить, что вы недостаточно его любили, чтобы он все бросил к черту. По вашим текстам видно, что вы его вожделеете, но кто он?
Он политик? Он игрок на бегах? Когда умерла его бабушка? Какие отношения у него складывались с женщинами в детстве? Вы хотите от меня, чтобы я желал тот же кусок мяса, который в своей бессоннице Вы себе нарисовали?

Во многих странах за рубежом рифма сейчас не в моде. Поэты отказываются от нее как от пустой детской забавы.
Правда, мы знаем рифмы, которые не забавляли, а убивали наповал. Вспомните стихи Дениса Давыдова: