Первым поэтом, кто создал, на мой взгляд, великий русский верлибр (не одиночное
стихотворение, а цельный творческий метод) был Хлебников. Можно было б сказать,
что он занял примерно то место, что Уитмен в американской поэзии, если бы эту
его роль не заслоняли другие, более броские, его же новации, лежащие в иной
плоскости.
Другое дело, что верлибр у нас должен стать, да уже и стал отчасти, привычным –
не экспериментом, а просто поэтической техникой в ряду других. То есть когда
новизна и открытие, без которых поэзия немыслима, заключаются не в том, что поэт
N не рифмует и не выдерживает метр, а в том, как он мыслит, чувствует и
сопрягает образы. Иными словами, чтобы читающий человек не обращал внимания, что
перед ним – верлибр, как не обращает, если только это не специалист-стиховед,
написано ли привлекшее его стихотворение хореем или ямбом.
Понимание автором стриптиза как «танца», где «пляшет женщина», да еще «под
джаз», делает смысловое и метрическое несоответствие еще более очевидным,
превращая написанное в смесь американского с нижегородским.
“умер брат
больше нет никого
между мной и той дверью
А. А.: Я тоже люблю это стихотворение, но его остальные стихи – гениальны, а это
– просто хорошее. Хотя там есть потрясающие места... Не в этом дело! Для него
это был случай, поэтики – не создано. Первый, кто создал – и гениальную –
Хлебников. А если брать советские времена... У нас писали верлибром довольно
многие: Самойлов, Солоухин, Левитанский, Вознесенский (официально признанным
традиционным поэтам иногда позволяли побаловаться верлибром), но все это тоже
спорадически. Вот Винокуров, я уже упомянул, свою поэтику в этой технике создал.
Но это им дозволялось, так сказать, “между ямбов”.