Алексей Алехин: В современном понимании это абсолютно одно и то же. Белый стих – другое, русский вольный стих – третье... Но это все теория.

Но вернемся к верлибру: он лег на существующую почву, имел генетические корни, в том числе, кстати, и в молитвословной литературе. Так что “вернулся” он не случайно.

"Освобождение" стиха доходит иной раз даже до отказа от знаков препинания, как это принято в телеграммах.
Это, конечно, смело, экономно и может сильно обрадовать учеников третьего-четвертого класса.
Только одно непонятно: зачем упразднять эти маленькие, честно поработавшие значки, когда во всей организованной, членораздельной и музыкальной речи они все равно присутствуют, ставь их или не ставь.

Другое дело, что верлибр у нас должен стать, да уже и стал отчасти, привычным – не экспериментом, а просто поэтической техникой в ряду других. То есть когда новизна и открытие, без которых поэзия немыслима, заключаются не в том, что поэт N не рифмует и не выдерживает метр, а в том, как он мыслит, чувствует и сопрягает образы. Иными словами, чтобы читающий человек не обращал внимания, что перед ним – верлибр, как не обращает, если только это не специалист-стиховед, написано ли привлекшее его стихотворение хореем или ямбом.

Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно, -
В руке не дрогнул пистолет.