А вот Заболоцкий - легко и непринуждённо.
Таким образом, смысл стихотворения в громадной степени зависит от
рифмопорождающих способностей пишущего, то есть рифма выступает в качестве
стимулятора и регулятора ассоциативного мышления (так называемое рифменное
мышление). Оттого-то и любят конвенциональные поэты называть процесс своего
творчества «колдовством», «шаманством», «волшебством», «наитием» и т. п.
Оттого-то и возможна абстрактная заготовка рифм, как семян, из которых в будущем
прорастет содержание.
А вот из тех, кто постарше, есть хорошие поэты. Причем пишущие в разных
“верлибрических” форматах. Очень интересные “длинные”, как бы
“повествовательные”, свободные стихи пишет Виктор Полещук (он прежде жил в
Таджикистане, а когда оттуда всех русских повыгоняли, перебрался в Краснодарский
край). Отчасти в той же форме, но совсем в ином роде работает на Украине Дмитрий
Пастернак .
В определенном смысле писать верлибром сложнее. Традиционные стихи прокладывают
“рельсы” не только читателю, но и автору: сама работа с размером, подбор рифмы
часто ему подсказывают – это своеобразный “brain storm”, где стимулом
оказываются размер и рифма, они “сами” порождают новые образные ходы, которых
изначально в голове не было. Думаю, когда Бродский говорил, что “пишущий
стихотворение пишет его потому, что язык ему продсказывает или просто диктует
следующую строчку” и что “поэт... порой оказывается очень удивлен тем, что
получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его
заходит дальше, чем он расчитывал”, – он описывал именно этот вот процесс. И,
боюсь, принимал за “диктат языка” – “диктат” силлаботоники.
Я не читаю чужих писем. Но в данной ситуации, когда мне тыкают ими в нос - я
хочу спросить автора - на что вы тратите три минуты моей жизни? На свои чувства?
Я не согласен. Верните их назад.