В свете всего сказанного выше, думаю, становится очевидной несостоятельность
определений свободного стиха, которые дали А. Квятковский [1] и А. Жовтис [2]
Ну а верлибрист в этом смысле – один на один с миром. По-моему, весьма точно всю
эту механику выразил пишущий и верлибром, и силлаботоникой литовский поэт Айдас
Марченас, беседа с которым печаталась в прошлом году в “Арионе”. “В
силлаботонической поэтике, – говорит он, – мысль следует за наитием, иными
словами, уже в процессе писания Бог может послать тебе мысль, а в верлибре –
наоборот – в процессе мышления Бог тебе ниспосылает форму”. Это очень точное
наблюдение.
Эти строгие, точные созвучия, это стойкое, упорное повторение одной и той же
гласной в рифмующихся и нерифмующихся словах ("хладнокровно", "ровно", "пустое",
"дрогнул") с необыкновенной четкостью передают пристальность и длительность
кощунственного прицела. Не только последняя строчка, но и вся строфа вызывает в
нашем воображении прямой ствол взведенного Дантесом пистолета, - как будто бы
сейчас, на наших глазах решается судьба Пушкина.
Рифма - это до сих пор действующая сила, которую нет расчета и основания
упразднять.
Навсегда запоминаются полнозвучные и щедрые, в первый раз найденные, но такие
естественные, будто они от века существовали, рифмы доброй здравицы Маяковского:
А. Г.: Другими словами, верлибр, на самом деле – это старинная и естественная
для русской поэзии форма.
Эта книга, по-моему, должна бы выйти в Большой серии «Библиотеки поэта», где уже
есть прецедент издания антологии по ритмологическому признаку, - я имею в виду
«Русскую силлабическую поэзию XVII-XVIII вв.», вышедшую в 1970 году и сразу же
ставшую библиографической редкостью. Издание антологии классического свободного
стиха развеяло бы миф о том, что у русского свободного стиха нет традиции.