Таким образом, смысл стихотворения в громадной степени зависит от рифмопорождающих способностей пишущего, то есть рифма выступает в качестве стимулятора и регулятора ассоциативного мышления (так называемое рифменное мышление). Оттого-то и любят конвенциональные поэты называть процесс своего творчества «колдовством», «шаманством», «волшебством», «наитием» и т. п. Оттого-то и возможна абстрактная заготовка рифм, как семян, из которых в будущем прорастет содержание.

А. А.: Да, конечно, хотя это – пограничные явления. И грань между ними бывает очень тонкой. Вот только подходят они к ней – с противоположных сторон: стихопроза – это проза с усиленной ритмической организацией и, обычно, повышенной образностью; а свободный стих – это, безусловно, стихи. Тут важную роль играет установка автора: что именно он пишет. И, вслед за ним, у читателя – что именно тот читает. По-моему, у Лотмана в “Анализе поэтического текста” есть это тонкое наблюдение: один и тот же текст по-разному читается в зависимости от того, полагаем ли мы его стихами или прозой. Ну, и пишется по-разному. Так вот. Стихопроза – это проза, а свободный стих – это стихотворение с соответствующей структурой. Казалось бы, технический вопрос, но за ним стоят разные типы мышления. Вообще, поэзия и проза имеют разное происхождение.

А. Вознесенский, «Стриптиз»

...где он,
бронзы звон
или гранита грань?

Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.