б) жёсткое ограничение по поэтике. В потоковом стихе нельзя пользоваться раскидистыми поэтическими метафорами и избыточными (пусть и минимально) описаниями. Всякие гиперболы и синекдохи тут не прокатят. Текст должен быть максимально внятный и прозрачный по смыслу, в нём должно быть явное действие, выстроеное по чётким драматургическим канонам (завязка-развитие-кульминация). Стих-настроение в прозоформе обречён на неудачу.

Но существует еще одно — четвертое свойство рифмы, открывающее тайну ее применения. Это свойство рифменного доказательства. Рифменное доказательство, как одна из форм художественного доказательства, заключается в том, что смысл и звучание корреспондирующихся по рифмам строк настолько слиты, настолько естественно выражена в них «чувствуемая мысль», что создается впечатление их нерукотворности, их изначального существования в языке, в природе. Рифменными стихами надо писать только в надежде на эффект нерукотворности произведения. Цель эта ставится и достигается чрезвычайно редко.

Но, как мы видим, "освобождение" стиха не ограничивается ликвидацией рифмы, стихотворных размеров, а заодно и запятых. Подчас оно ведет к полной бесформице, и самые тонкие ревнители формы оказываются ее убийцами.
В поэзии происходит то, о чем говорит Тютчев в стихах о лютеранской церкви, упростившей до бедности свой обряд и обстановку:

Кстати, в андеграунде верлибром довольно много писали, так что когда все это начало выплывать и печататься, его оказалось так много, что чуть ли не о “времени верлибра” заговорили. Впрочем, удач там не так уж в изобилии, хотя отдельные были – Игорь Холин, например.

В свете всего сказанного выше, думаю, становится очевидной несостоятельность определений свободного стиха, которые дали А. Квятковский [1] и А. Жовтис [2]