Нет, каждое время, каждая поэтическая индивидуальность ищет и находит свои
размеры и ритмы, диктуемые жизнью и развитием искусства.
А. Г.: У тебя есть классический пример – “Корабль дураков”. Это – длинная вещь,
которая включает в себя прием репортажа, псевдорепортаж. Ну, например, как у
Слуцкого. Там есть “каталогизация”. В то же время в других вещах ты используешь
прием фрагмента. Например, “Сага о Колымской трассе”: “километровые столбы с
номерами на бушлатах”. Или:
Мы знали немало игр, сочиненных наподобие и по образцу шахмат. Перед первой
мировой войной была в ходу "Военно-морская игра" с металлическими корабликами
вместо шахматных фигур. Однако ни одна из этих "свободных" игр не могла заменить
или вытеснить старые, строгие шахматы, до сих пор еще открывающие простор для
новых задач и решений.
Вместе с Буричем идею свободного стиха отстаивал Вячеслав Куприянов, интересный
поэт. Он был, пожалуй, единственным в советские времена, чьи верлибры издавали
книгами, – у остальных, я говорил, только вперемежку с благонамеренной
силлаботоникой.
Отсутствие авторского права на рифму открывает путь к девальвации персональных
художественных открытий в этой области, к превращению «смысловых прямых»,
связанных с нею, в банальность. Таким образом, хочет или не хочет того
конвенциональный поэт, последующие поколения поэтов обворуют его и оглупят. В
этом смысле и надо понимать высказывание Н. Асеева: чем больше наследников, тем
меньше наследство.