Алексей Алехин: В современном понимании это абсолютно одно и то же. Белый стих – другое, русский вольный стих – третье... Но это все теория.

С. Чиковани, «Работа»

А. А.: Человек ведь мыслит разом и словами, и не оформленными в слова образами: чувствами, ощущениями... Образное мышление старше понятийного. У обезьяны, из которой Господь создал человека, оно уже было; и у собак и кошек в какой-то мере, я думаю. Понятно, что в человеческом сознании все переплетается и друг друга дополняет. И в литературе тоже. Но все же проза идет от “словесного” мышления, а поэзия – от “дословесного”. Она ведь старше прозы (а я-то думаю, что и старше языка – или его сверстница). Так что, поэзия – это передача несловесного мышления в словесной форме.

Вопрос в том, куда ведет поэзию "раскрепощение" стиха, все более приближающегося к прозе, подчас лишенной даже того сложного и скрытого ритма, который вы уловите в лучших образцах прозы.
И вновь вспоминается вопрос Пушкина:

Желание вызвать новое чудо и объясняет стремление поэтов писать рифмованным стихом. Указание на эффект нерукотворности содержится и в классической рекомендации, что рифмующиеся слова по звучанию должны быть как можно ближе, а по смыслу как можно дальше. Соблюдение этой рекомендации должно было обеспечить небанальность ассоциаций, вызвать веру в существование «мистической» связи между рифмуемыми словами. Подобную функцию в стихотворении выполняет и смысловая аллитерация: