Другие два вида аномалий — гиперметр (внесхемное присутствие слога) и гипометр (внесхемное отсутствие слога) — приводят к нарушению метра, так как они вызывают увеличение или уменьшение объема стопы.

А. А.: Русский вольный стих – это дедушка Крылов: рифмованный разностопный ямб. Белый стих – обычное метрическое стихотворение, только нерифмованное. А верлибр... для него придумано много разных определений. Могу дать то, к которому я пришел: это безрифменный стих со свободной ритмической организацией. Обычно все помнят, что “безрифменный” и что ритмическая организация – “свободная”, а про то, что “организация” – забывают.

Да и на Западе свободный стих ("vers libre") существовал задолго до Гийома Аполлинера.
Но и в "Пророческих книгах" Блейка, где каждый стих подчинен особому складу и размеру, и в широких, освобожденных от всех метрических канонов строках Уолта Уитмена есть какая-то, хоть и довольно свободная, музыкальная система, есть усложненный, но уловимый ритм, позволяющий отличить стихи от прозы.
А у Маяковского - при всем его новаторском своеобразии - стих еще более дисциплинирован, организован. В последние же стихи этого поэта-оратора ("Во весь голос") торжественно вступают строго классические размеры:

В определенном смысле писать верлибром сложнее. Традиционные стихи прокладывают “рельсы” не только читателю, но и автору: сама работа с размером, подбор рифмы часто ему подсказывают – это своеобразный “brain storm”, где стимулом оказываются размер и рифма, они “сами” порождают новые образные ходы, которых изначально в голове не было. Думаю, когда Бродский говорил, что “пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему продсказывает или просто диктует следующую строчку” и что “поэт... порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он расчитывал”, – он описывал именно этот вот процесс. И, боюсь, принимал за “диктат языка” – “диктат” силлаботоники.

Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно, -
В руке не дрогнул пистолет.